Фурия Капитана - Страница 168


К оглавлению

168

Если он воспользуется заклинательством земли для увеличения собственной силы, то, скорее всего, пропустит ее выпад в попытках продемонстрировать опасность.

Если он применит заклинательство ветра, чтобы обострить свои атаки, то она, вероятно, насадит его на клинок раньше, чем ему удастся хотя бы напугать ее. Скорость сама по себе не является залогом успеха.

Но как еще заставить ее перейти к более агрессивным атакам, и при этом не быть убитым в процессе?

Перехитри ее. Заставь открыться. Клинки и фурии не опасны. Интеллект и сила воли опасны.

Был еще один способ преодолеть ее мастерство и навыки заклинателя металла – перевернуть собственные представления о правилах ведения боя, которые могли оказаться смертельными для Тави.

Подчиняясь этим правилам и используя общеизвестные приемы, он никогда не сможет одолеть ее в поединке на мечах.

Но не все оружие сделано из металла.

И его мать ему это демонстрировала.

Тави подавил волну возбуждения и сосредоточился на заклинательстве воды.

Эмоции безумной наемницы, а теперь уже Тави нисколько не сомневался в том, что она совершенно чокнутая, затопляли его сознание, порождая спутанный клубок ощущений, который переплетался с его собственным восприятием оружия в ее руках.

– Наварис из Фригии, – тихо произнес Тави, не отрывая глаз от центральной точки ее фигуры. Движениями рук можно было сбить с толку, реальное движение всегда можно проследить по перемещению ее центра тяжести.

Она уставилась на него.

Все что угодно может стать для женщины причиной безумия и одержимости, но некоторые вещи в этом плане вне конкуренции: самые приятные воспоминания и самые страшные душевные раны всегда уходят корнями в семью.

Прозвище Фригийская, как и любой другой метроним в Империи указывал на незаконность происхождения. Дети, которые не были признаны своими отцами и не получали имени его Дома, юридически становились членами "города-дома" и получали имя в зависимости от того, кто являлся Верховным Лордом в том месте, где они рождались.

Именно поэтому Макс стал Антилларом. Его отец, Верховный Лорд Антиллус, так и не признал его официально. Не принял его. Откровенно говоря, порой неадекватное поведение Макса объяснялось шаткостью его положения и незаживающими душевными ранами.

Тави и сам знал, каково это – расти без отца. Его отсутствие породило ощущение пустоты в его сознании, заполнить которую, казалось, не могло ничто. И когда что-то напоминало ему об этом, это было сущее мучение.

О, да.

Если он был прав, то он может ранить Наварис.

Он мог погубить ее, обладая лишь способностью дышать.

– Тебе не победить в этой схватке, – тихо сказал Тави. – Если ты одолеешь меня, эти стены не устоят под натиском канимов. Погибнет каждый.

– Вероятно, – ответила она слишком спокойно. – Но сперва я доберусь до Арариса.

– Даже если это станет твоим смертным приговором?

– Да.

– Зачем? В чем смысл?

– Чтобы доказать, что я – лучшая, – ответила Наварис. – Лучший мечник из всех, кого знала Алера.

Тави старался, чтобы его слова прозвучали естественно.

– Доказать кому? – Тихо спросил он.

Наварис не ответила. К потоку эмоций, исходящему от нее, добавилась боль.

– Я тоже вырос без отца, – сказал Тави.

Наварис замерла. Безумные эмоции, порождаемые ее воспаленным разумом и душой, усилились при слове "отец".

Тави был прав.

Он знал, что может прийти в ярость от малейшего прикосновения к старым ранам, если у него не хватит сил взять себя в руки. У Наварис была та же рана, но, в отличие от Тави, она, даже в лучшие времена не могла держать под контролем бушевавший в ней ураган из ярости и ненависти.

Да, ее воля была тверже алмаза, но Тави был близок к тому, чтобы расколоть ее, сумев нанести удар под правильным углом.

Бой был окончен. Просто она еще об этом не знала.

– Ты же знаешь, что ничего не сможешь доказать своему отцу, – сказал Тави. – Даже если ты одержишь победу над Арарисом и мной, ты все равно умрешь здесь. И история того, что здесь произошло, здесь же и умрет.

Кончик меча Наварис задрожал.

– Он не желал тебя знать, Наварис. Думаешь, гора трупов за твоей спиной заставит его искать возможность для воссоединения? Думаешь, он захотел бы заключить в нежные объятия кровожадную убийцу?

Глаза Наварис распахнулись, она заскрежетала зубами, и еще большая волна страдания хлынула через нее.

– Хватит, – произнесла она дрожащим голосом.

– Этого не будет, – продолжил Тави безжалостно и твердо. – Никогда. Ты превратилась в монстра и не можешь привнести ничего, кроме стыда, в его Дом, так же, как не можешь привнести ничего, кроме страданий, в этот мир.

Наварис начала медленно трясти головой, ее широко распахнутые, безумные глаза вдруг заблестели.

Женщина страдала от боли, очень старой боли, мучившей ребенка, который не мог понять, почему так случилось и как с этим жить. Тави знал, каково это.

Он испытывал подобное всю свою жизнь, и сейчас сложно было сказать, где заканчиваются мучения Наварис и начинаются его собственные.

Боль Наварис подпитывала сама себя, Тави почувствовал, как его сердце сжалось от сочувствия, но заставил себя продолжать.

– Не важно, кого и скольких ты убила. Эти двери всегда будут закрыты перед тобой.

Ее дыхание стало неровным и тяжелым, несмотря на то, что ни один из них не двигался.

– Твое существование – всего лишь результат ошибки. Ты – ошибка, Наварис.

Он понизил голос и мягко добавил:

– Ты – ничто для него. Ничто, Наварис. Убогий бешеный зверь, которого нужно усыпить.

168