Фурия Капитана - Страница 82

Но Тави, как ни крути, был прав. Конечно, занятие было опасным, – но они были бы в опасности независимо от того, что они делали. А сколько людей в Алере могут утверждать, что видели что-то настолько впечатляющее? У Септимуса был бы точно такой же взгляд…

Что, поняла Исана, было важным. Это кое-что говорило о нём, как о человеке. Его отец всегда советовал ему быть осторожным, расчётливым, ответственным и сосредоточить своё внимание на обязанности управления Империей.

В одном из писем к сыну, что читала Исана, Гай назвал управление практической задачей выживания. Выживание для Первого Лорда было неотличимо от обязанностей.

Септимус тогда тихо, мягко возразил отцу, но до сих пор Исана не понимала простой истины, которую он имел в виду.

Выживание не то же самое, что образ жизни.

Септимус пошел в бой вместе с легионерами, несмотря на непростительный риск для такой личности как он. Он много путешествовал по Империи инкогнито, набираясь опыта в жизни за пределами Алеры Империи.

По сути, на одной из таких тайных прогулок Исана и встретила его, когда сердитая повариха напустилась на её младшую сестру из-за разбитой тарелки, а Исана врезала ей пощечину и оттолкнул её от Алии.

Исана стояла и смотрела разъяренной поварихе в лицо, пока женщина не пробурчала что-то и не выбежала прочь. Затем Исана помогла Алии подняться на ноги, и они ушли вдвоем, сохранив хоть немного достоинства.

Человек, которого она никогда раньше не видела, подошел к ней с простым предложением работы, и Исана с радостью приняла его. В любом случае это было улучшение, по сравнению с работой посудомойки.

Она и понятия не имела в то время, что она и Алия только что стали горничными для старших офицеров Легиона, сингуляров Септимуса и самого Принцепса.

А после этого они разговорились друг с другом. Чтобы потом влюбиться и жениться по любви, а не ради политической выгоды.

Просто выживать было недостаточно. Ему нужно было жить.

Септимус никогда не подчеркивал этого: он просто этим жил.

Септимус отчаянно стремился жить. Настолько, что умер ради этого.

Жизнь была довольно опасным занятием, а зачастую и весьма болезненным, но это также дарило такую радость, такую красоту, все те вещи, которые в противном случае никогда не увидишь, опыт, который никогда не приобретешь.

Риск боли и потерь был частью жизни. Он делал все остальное глубже; красота была более чистой, более яркой, удовольствие более полным и окончательным, смех – веселее, даже в удовлетворении простых потребностей было что-то прекрасное, мирное.

Она, в некотором смысле, предала Септимуса в том, как она обращалась с Тави после смерти его отца. Она сфокусировала все усилия на том, чтобы мальчик просто выжил, в этом заключалась её защита.

Сколько бы Тави мог увидеть, сделать и узнать, если бы она решила по-другому? Насколько другой была бы её собственная жизнь?

Сведя жизнь Тави к простому выживанию, она защитила его от одних болезненных вещей, но и подвергла его другим, отняла у него то, что он, возможно, имел, и, поступая так, и сама лишилась чего-то.

Прошлое ушло. Нельзя изменить то, что уже прошло. Оглядываться на него, сыпать соль на раны, предаваясь сожалению – просто другой, более медленный способ умереть. Жизнь движется вперед.

Жизнь.

Исана почувствовала, как дико забилось её сердце, и поняла, что это вызвано не только быстрым движением или страхом. Было также ощущение восторга и радости. Она сильнее чувствовала себя живой, будучи в опасности, среди мрака, чем за все годы после смерти Септимуса.

Ей пришлось бы спятить, в самом деле, чтобы наслаждаться этим.

Ей пришлось бы солгать, сказав, что это вовсе не было для неё привлекательным.

Давление на её виски резко возросло, а потом вдруг исчезло. Исана не могла понять, что именно произошло, но они внезапно понеслись сквозь морскую воду быстрее, чем любая акула, а присутствие Рилл ощущалось сильнее.

Чувства Исаны расширились, взорвались, стали настолько сильными, что на мгновение она подумала, что весь океан внезапно сделался таким же кристально-чистым, как весна в Кальдероне.

Она почувствовала тяжёлое, сонное присутствие левиафанов (двадцати трёх, если быть точной) и бесконечный, бессмысленный водоворот акул (трехсот, или около того).

Она провела их мимо хвоста другого левиафана, заметив ярких ракооборазных, ползающих между моллюсков и чешуи, и обнаружила Мактис прямо за ним. Сделав рывок под неприятельское судно, они проплыли на противоположную сторону, и Исана убедилась, что они всплыли в полной тишине.

Остальные приложили усилия, чтобы вдохнуть тихо, но тем не менее после долгого путешествия под водой они с жадностью глотали воздуха. Исана держалась недалеко от Мактиса, рядом с границей водной магии, которая скрывала присутствие корабля от спящих левиафанов.

Заклинатели воды с Мактиса, отметила Исана, работали более тонко, чем заклинатели со Слайва. Их работа была не менее сложной, но их корабль создавал меньше волн на море, возможно, потому что их корабль был больше, чем Слайв, вытеснял больше воды и их задача по сокрытию корабля была более сложной.

– Эрен,- хрипло прошептал Тави, – Делай для нас дыру.

Эрен сглотнул и подплыл к кораблю. Он отпустил линь и тут же воткнул один из своих ножей в корпус корабля. Он повис на нем, корабль тащил его по воде, свободную же руку он расположил на корпусе и закрыл глаза.

Исана расширила свои чувства до корабля и снова была удивлена тому чувству абсолютной ясности, что открыло ее заклинательство. Это было схоже с тем, когда она занималась целительством, ощущая боль и повреждения тела пациента.